Я перестала понимать этот мир, когда она умерла одна, на полу своей кухни, в луже собственной крови. Официальное расследование полиции еще не закрыто, но основная версия такова, что, после мучительного года из-за сокрушительного заболевания и ожидания пересадки печени, моя племянница встала посреди ночи попить, дошла до кухни, а там упала, ударилась головой и истекла кровью. Обнаружили ее только часами позже.
Уже 30 дней со дня ее смерти, а моя семья так и не организовала поминки. Я думаю, мы все еще растеряны. Все мы продолжаем рассказывать наши версии того, как выглядели последние недели, месяцы, годы моей племянницы. Мы продолжаем уверять себя, что все эти годы ничего не говорило о ее пути к алкоголизму. Мы хотим верить, что ее зависимость от обезболивающих никак не проявлялась. Но грустная правда в том, что какую бы историю мы сами себе не рассказывали, Серена начала умирать годы назад и прямо у нас на глазах.
Именно поэтому у этого эссе не будет конца. Есть только множество начал, которые не укладываются у меня в голове.
Серена была лишь на пять лет младше меня. Мы росли сестрами. Я отчетливо помню день ее рождения. Был жаркий сентябрьский день, я только пошла в детский сад, и дома меня ожидал отец, взахлеб рассказывающий всем о пополнении в семье. Мне по такому событию он принес эскимо. А на первый день рождения Серены я купила ей синюю плюшевую собаку со звоночком внутри на деньги с собственного дня рождения. Я была так горда. Звание тети позволяло мне чувствовать себя взрослой, а купить ей подарок на собственные деньги – это была вишенка на торте того дня.
Мое звание «взрослой» в этом дуэте не остановило Серену от того, чтобы научить меня парочке вещей. У нее был высокий уровень интеллекта, и ее уже в подростковом возрасте пригласили в Менса. Ее интеллект уровнял нашу 5-летнюю разницу в возрасте, и мы часами разговаривали о книгах, фильмах, музыке и жизни. В подростковом возрасте мы были подельниками и делали всякие глупые мелочи, например, готовили одному из моих братьев сэндвич с кошачьим кормом, или проносили портативное радио в спальню по субботним ночам, чтобы слушать диджея, который рассказывал страшилки и ставил тяжелый металл в 2 часа ночи. Меня за это много раз наказывали, но только радио снова попадало ко мне в руки – мы проворачивали то же самое еще раз.
Летом после выпуска из университета я переехала в Огайо, и Серена сопровождала мое новое начинание – взрослую жизнь. Я перебралась в середине мая, и через несколько недель, когда она закончила 11 класс, Серена оставила свою маму в Мичигане и приехала ко мне на два месяца. У нас едва хватало денег на шоколадный батончик, но это не останавливало нас от походов на пляж с «позаимствованными» из отелей полотенцами и нашим старым радио каждый день после работы. Мы кокетничали, смеялись и наслаждались солнцем, пока не обгорали, а потом шли домой за сэндвичами с сыром и томатным супом фирмы Кэмбелл – единственными продуктами, которые мы тем летом могли себе позволить.
Скоро после этого было еще одно начало – я вышла замуж. Через несколько лет и она. Ее первый брак был с мужчиной, которого любила вся семья. Когда он вошел в наш маленький мир, смеха стало втрое больше. Тогда было много начал для нас обеих, и все, казалось, шло своим чередом. Все шло по представлявшемуся мне плану.
К сожалению, мы не все берем во внимание, когда говорим о началах. У каждого на них свой взгляд, и каждый должен понять, как воспользоваться всем, что это начало предполагает. Я думала, что мы с Сереной видим и принимаем эти начала одинаково. Я точно не подозревала, что скоро на ее горизонте появятся алкоголизм и зависимость от рецептурных лекарств. И сколько бы вы меня ни спрашивали, я бы каждый раз клялась, что не подозревала об этом вплоть до полуночного разговора с моей сестрой две недели спустя гибели Серены. Сестра спросила меня в лоб, знала ли я о проблеме Серены с алкоголем. Знала ли я о том, что она злоупотребляет рецептурными препаратами.
Как же мне хотелось ответить «нет», ведь я врала себе все эти годы. Быть может, если я просто не завершу это эссе, я смогу избежать принятия окончательных выводов. Поэтому, у этого эссе нет конца. Я буду придерживаться своей истории, что ничего не знала.
Хотя знаки были. Они всегда есть. Дрожащий голос моей сестры в трубке телефона заставил меня вспомнить одни майские выходные много лет назад; я тогда впервые начала себе лгать. Несмотря на парочку подозрительных мыслей, я тогда не придала этим выходным никакого значения. Я должна была не придавать им значения, потому что хорошие люди не становятся алкоголиками, и не утопают в отчаянии, отчего начинают принимать обезболивающие, правда? И Серена как раз была хорошим человеком. Потому естественно, что увиденное мною на выходные ко Дню матери никак не могло значить, что я свидетель начала трагедии.
Я позвонила Серене и предложила провести выходные только нами девочками. После двух лет попыток забеременеть, мне все это осточертело, и я не хотела быть в оплоте традиционных семейных ценностей, коим было бы празднование Дня матери с семьей мужа в Мичигане. Серена и я договорились, что мы лучше проведем эти выходные вместе и с удовольствием, поэтому я запланировала выдвинуться в путь в пятницу. Она сказала, что должна была работать до 15, поэтому я провела первую часть дня в неторопливой дороге. Чтобы добраться от своего нового дома в Мичигане до ее дома в Цинциннати, штат Огайо, требовалось пять часов езды. По пути я еще и заглянула в торговый центр, потому доехала до нее только к 7 вечера.
Когда я приехала, было странно. Ее муж, обычно веселый, поддерживающий и жизнерадостный, тихо сердился. Ему хотелось знать, почему Серена отпросилась с работы, если я должна была приехать лишь вечером. Она сказала ему, что я запланировала приезд в 10 утра, и что такое позднее прибытие стало для нее неожиданностью. Это была полнейшая ложь, но я не хотела усугублять ситуацию, потому просто промолчала. Позже я узнала, что в тот день она должна была закончить в 17:30, а не в 15. Но по какой-то причине она взяла отгул, и все равно не хотела, чтобы я приезжала раньше 15. Ну и последний штрих: когда мы с Сереной уходили за мороженным тем вечером, Вильям посмотрел на нас и сказал: «Как думаешь, на этих выходных получится остаться трезвой?»
Я не пью. Даже бокал вина за ужином. Я знала, что Серена могла выпить бокал вина или пива, но, как мне казалось, только по праздникам. Поэтому комментарий Вильяма был расценен как шутка, и я посмеялась. Но теперь я знаю, что увидела тогда что-то в его глазах.
Вскоре после тех выходных я забеременела первым ребенком. А на середине моего срока последовали новости о беременности Серены. Все шло по плану. Вильям и Серена снова смеялись, и мы все стремились к еще одному прекрасному началу. Я отчаянно хотела этого для нас обеих.
Она начала пропускать приемы у врача. Человек Серениного ума должен был понимать как никто другой, насколько важно наблюдаться по беременности, поэтому я пыталась отнестись к этому с пониманием. Но нет, я не понимала. Я тогда занималась тем, что пыталась превратить прекрасное начало в прелестную концовку единственным понятным мне способом. Поэтому разговаривать мы стали не почти каждый день, а раз в несколько недель. И вот, как гром средь ясного неба, пришла новость: она уехала из Цинциннати. Покинула купленный ею с Вильямом новый дом. Оставила своего врача, друзей, работу и Вильяма.
Серена переехала в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы быть поближе к старым друзьям из ВВС, Дэну и Конни. Я знала о существовании таковых, но она особо не упоминала их до отъезда из Цинциннати, на шестом месяце беременности и без мужа. Вильям в конце концов недовольно последовал за ней. Оба стали безработными, а Серена все еще не ходила к врачу даже в Вашингтоне.
Меня это совершенно поразило. Это же Серена! Умная, веселая, заботливая. Серена совершенно не могла пристраститься к болеутоляющим, которые ей когда-то от травмы спины прописал врач. Такое начало не укладывалось в мое понимание.
Она позвонила маме в Мичиган, чтобы сообщить о рождении своего сына, только спустя 24 часа после его рождения. Я тогда убедила себя, что она просто хотела немного побыть со своей новой семьей в покое. Я правда хотела в это верить. Во что верить не хотелось, так это в то, что скорая выписка из больницы была вызвана желанием не дать матери, квалифицированной медсестре, поговорить с лечившими ее врачами и медсестрами и обнаружить ее зависимость.
Серена и Вильям развелись скоро после рождения Николаса. Я, конечно же, была на стороне Серены. Даже когда Вильям рассказал, что в который раз по возвращении домой обнаружил ее лежащей в ванне, пьяную и без сознания, я не могла принять, что у нее были серьезные проблемы. Это было непохоже на мою Серену.
В течение следующего года она снова вышла замуж. Ее второй избранник, подрядчик министерства обороны, контролировал ее до самого дня своей смерти от рака, за две недели до ее смерти. Он указывал, с кем ей разговаривать, куда ходить, и даже что носить. Весь этот контроль сопровождался реками денег от контрактов с правительством США. У Серены был громадный дом, бассейн (с прилагавшимся чистильщиком), украшения, и все остальное, чего она только желала… включая столько таблеток и алкоголя, сколько в нее помещалось. Она со мной практически не связывалась, кроме редких звонков с целью похвастаться своей роскошной жизнью.
Уже потом, год назад, к ней пришло понимание, как заканчивается ее история. Она позвонила моей сестре и сказала только четыре слова: «Мамочка, мне нужна помощь». Потом она потеряла сознание. У Серены была коронавирусная инфекция и цирроз печени. Ее организм уже не выдерживал плохого обращения. Следующие несколько недель после того звонка мы ждали и надеялись с замиранием сердца. Врачи говорили, что она не продержится и месяца. Но она смогла. Час за часом, двенадцать невероятных месяцев она боролась за свою жизнь. Сначала это казалось счастливым концом после травматичного опыта. Она выжила. Пришло время нового начала.
И начала – это замечательно. В них много надежды и потенциала. Как у писателя, у меня замечательно получается писать начала. Я не хвастаюсь, но в пятом классе учитель дал мне купон на бесплатный Биг Мак за лучшие начала из всех, что он когда-то видел у своих учеников. Я думаю, что где-то в блокноте у меня все еще есть наклейка с того купона с улыбающимся лицом. Мне нравятся начала, но у всех начал есть окончания, и в этом моя слабость.
Некоторые окончания за границей понимания и, честно говоря, я не могу закончить это эссе. Видите ли, оно повело меня в направлении, которое я пока не могу проработать, потому что хорошие люди иногда идут по плохому пути. Хорошие люди принимают болеутоляющие, становятся зависимыми, и теряют свой путь. У хороших людей бывают разбитые сердца, и их блестящие начала могут стать душераздирающими окончаниями. И мне очень жаль, но я не могу завершить это эссе. Все, что я могу сказать: она умерла одна, на полу своей кухни, в луже собственной крови, и я перестала понимать этот мир.